Поднялись четверо, сошли только трое.

Та женщина на похоронах. Его жена, мать Татьяны. Интересно, она знала? Поэтому наложила на себя руки?

— Он все это снимает. А они не возражают! Потом он дарит им эти записи в качестве сувениров, а они... настолько пьяны собственной властью, что не понимают, что на самом деле это значит. Что если у них есть копия, то и у него, а они стали источником пожизненного дохода.

— Но я не...

— Они убивают их, Феликс. Приглашают девушек к нему на яхту и убивают.

[24] Temple в переводе с английского означает «храм».

33

Мерседес

— Любопытная это вещь — нарциссическое расстройство личности, — говорит Пауло. — Тебе известно, что это единственное психическое расстройство, которое может развиться у уже взрослого человека?

Джейсон Петтит, бывшая голливудская звезда, сидит на шезлонге и хмуро тычет пальцами в айпад. Ни разу не огляделся с момента приезда. Максимально небрежно чмокнул Татьяну, а слуг и девочек проигнорировал, будто их не существует.

Отказавшись от любых попыток привлечь его внимание, девочки решили в последний раз до приезда принца искупаться в бассейне. Они неуклюже плавают, задрав головы, потому как получили строжайшие инструкции не мочить волосы.

— Нет, — отвечает Мерседес, наблюдая за актером, спрятавшись в тени жакаранды, — не знала.

— Я так думаю, если внимательно приглядеться к имеющемуся у нас в наличии образцу, можно понять, какие обстоятельства приводят к его появлению.

Она наблюдает за ним. Такое неприятное лицо. Он уже не тот Адонис, что блистал на экранах в 90-х. Должно быть, эти черты прятались за молодостью, но теперь гордо проявились.

— К пятидесяти лицо мужчины становится таким, какое он заслуживает, — произносит Мерседес. — Все дело в славе, не правда ли?

— Согласен по обоим пунктам. Именно поэтому по прошествии некоторого времени все знаменитости становятся на одно лицо. Если они не исключительно упорны и умны, то рано или поздно превращаются в одного и того же человека.

— Ха, — выдыхает Мерседес.

Он совершенно прав. Капризные, избалованные, нахальные. Лица, застывающие в маске удивленного отвращения, когда к ним обращается кто-то из прислуги. Нескончаемый бубнящий поток мелких жалоб, рассказанных с энергией, с которой обычные люди описывают катастрофы.

— Я думала, такие только те, кто приезжает сюда, — говорит она.

Он качает головой.

— Нет. Это определенный тип личности. Конечно, это должно заранее существовать в человеке, а слава только проявляет подобные черты. Но нет, не только здесь. Поэтому я не смог оставаться в Лос-Анджелесе. Не выдержал звук постоянного нытья.

— Как ветер в телефонных проводах... — произносит она.

— Мне больше по душе честные олигархи. Они, может, и засранцы, но по крайней мере не корчат из себя жертв.

Она с улыбкой смотрит на него и думает: «Ты мне нравишься. Но можно ли тебе доверять?» Потом Татьяна щелкает пальцами — сегодня никаких тебе «Мерси, дорогая», — и Мерседес возвращается к своим обязанностям.

А он все пялится в экран, уперев подбородок в адамово яблоко, уголки рта опущены. От голубых глаз, разбивших такое множество сердец, чуть ли не до ушей тянутся морщинки, а над переносицей природа — его собственная натура — высекла букву «Н» глубиной в сантиметр. И такие жуткие брови. Густые там, где они есть, но окруженные неестественно гладкой кожей без единого волоска. Электроэпиляция. Они не понимают, что со временем оставшиеся волоски станут жестче и брови будут напоминать не к месту затесавшиеся ольховые сережки на поверхности замерзшего озера.

— Мерси, — обращается к ней Татьяна, — мистеру Петтиту требуется что-нибудь для пищеварения.

Джейсон подносит ко рту ладонь тыльной стороной и бесшумно рыгает.

— Конечно, — отвечает она.

— Только не «Ренни» и не «Гевискон», — не отрывая от экрана глаз, говорит он не столько экономке, сколько в пустоту. — Всякую химию я не приемлю.

Интересно, а что бы на этот счет сказала «Виагра» в его несессере?

— Может, тогда tisane, sinjor? Имбирь? Мята?

— И то и другое, — отвечает он. — Только обязательно свежие. Они должны быть свежие.

— Непременно. Как насчет капельки меда?

Джейсон Петтит вскидывает голову, но смотрит, опять же, не на Мерседес — на Татьяну.

— Татьяна, ты что, не дала прислуге указания насчет моей диеты?

У той на лице тут же отражается ужас.

— Я... От меня ушла личная помощница... — блеет она, как ученица, на ходу придумывающая историю о том, почему у нее не было возможности сделать уроки.

— Господи… — протяжно стонет он и швыряет на колени планшет. Потом наконец поднимает глаза на Мерседес и говорит: — Я не употребляю ни сахара, ни лактозы.

Кто бы сомневался.

— А глютен? — отваживается спросить она, по собственному опыту зная, что именно с глютена обычно начинают те, кто впоследствии увлекается пищевыми аллергиями.

Он вновь берет в руки айпад и говорит:

— Ага, значит, вы все-таки получили инструкцию. — И возвращается к скроллингу.

Девушки лежат на воде у дальнего конца бассейна, облокотившись о стенку. Их попки четырьмя персиками торчат из воды. Перед тем как уйти на кухню, Мерседес сворачивает к ним и спрашивает:

— Девочки? Вам что-нибудь принести?

— Нет, спасибо! — хором отвечают они, улыбаясь четырьмя лучезарными улыбками.

Джейсон преображается на глазах, когда приезжает принц. Как только видит Пауло, идущего по саду открыть ворота, тут же вскакивает и застегивает рубашку.

Татьяна велит девушкам выйти из бассейна.

— Я не для того вас сюда привезла, чтобы вы делали реверанс в бикини, — говорит она, — проявите немного уважения.

Мерседес думает о том уважении, которое им самим окажут взамен, и к ее горлу подкатывает тошнота.

— Напомните-ка мне еще раз, из какой он страны? — спрашивает Вей-Чень.

— Вроде как она больше не существует, — отвечает Сара, — теперь это часть России.

— Но нам все равно нужно приседать в реверансе? — спрашивает Джемма.

— Ну да, — отвечает Сара, одергивая юбку и надевая на ноги босоножки без задников. Заступая на службу.

— Но почему? — допытывается Джемма.

— Потому что он все равно принц, — втолковывает ей Сара.

— Принц... чего? — уточняет Ханна.

— Свежий Принц Свежего Воздуха, — провозглашает Вей-Чень.

Они хохочут и, цокая каблучками, идут через весь дом, чтобы выстроиться во дворике.

Мерседес улыбается, радуясь, что эти девочки не утратили способность находить юмор в своей жизни и смеяться за спиной у мужчин, перед которыми потом им надо будет стоять на коленях.

И тут улыбка сходит у нее с лица.

«Боже. Как я могла быть настолько слепа? Господи, умоляю тебя, сделай так, чтобы это не оказалась одна из них в воскресенье! Пожалуйста. Хотя о чем я вообще думаю? Если это будет девушка, с которой ты словом не перемолвилась, то ничего?» * * *

Мерседес смотрит на него с любопытством. Татьяна, кажется, в восторге оттого, что ей удалось занести в свой актив принца, пусть даже он, подобно всем свергнутым монархам и младшим сыновьям царских родов, давно низвергнут до ранга тех, кого называют псевдоэлитой.

Он небольшого роста, аккуратный, несмотря на рудиментарные следы инцеста, с которыми усиленно боролись поздние поколения его предков. Слабо выраженная, как у ребенка, нижняя челюсть и пухлые влажные губы, которыми он чмокает при разговоре. Но при этом вполне нормальные, пусть даже и чуть навыкате, глаза и прямая осанка. На нем блейзер с надраенными до блеска медными пуговицами, будто он прибыл не с вертолетной площадки, а только что сошел с яхты; светлые брюки и невероятных размеров кольцо с печаткой на правой руке. Улыбка на его лице открывает взору белые лошадиные зубы с крупными острыми резцами.

Едва он выходит из машины, Татьяна делает в его сторону шаг, но по дорожке, протянув для рукопожатия ладонь, уже спешит опередивший ее Джейсон.