— Как бы там ни было, он пообещал вернуться, прихватив с собой переводчика, так что скоро мы все узнаем.

Мид возвращается, когда с пляжа приходят первые туристы, жаждущие прохладительных напитков и алоэ от солнечных ожогов. На этот раз он со свитой. По одну сторону от него шагает Татьяна, по другую — личный секретарь герцога, Луна Микалефф. Увидев их, Серджио, до этого притаившийся внутри, выходит, незаметно приглаживая на голове волосы. На свою семью он даже не глядит.

Мерседес замирает, ожидая, что с ней поздороваются, но Татьяна даже не смотрит в ее сторону. Стоит рядом с отцом и с надеждой заглядывает ему в глаза, как кошка, жаждущая рыбьих потрошков. «Ей нет до меня никакого дела, — думает Мерседес. — До меня как до человека. На моем месте могла оказаться любая другая девочка с острова, которая ей бы приглянулась». Но, несмотря на это, ее все равно охватывает легкая дрожь предвкушения.

Когда мужчины торжественно пожимают друг другу руки, Серджио ведет их в прохладный полумрак ресторана, однако тут же вылетает обратно с бутылкой граппы в руке и приказывает Лариссе сделать кофе, будто она обычная официантка, а не его жена. Их ссора ни к чему не привела, и эти несколько часов они друг друга игнорировали.

Ларисса поджимает губки и сражается с «Гаджией». Кофеварку она ненавидит и всегда ведет себя так, будто в этой шипящей литой штуковине обитает живой дракон.

— Давай я отнесу, — предлагает Мерседес.

— Никуда ты не пойдешь, — огрызается мать, передавая чашки ухмыляющейся Донателле.

Мерседес продолжает принимать заказы, то и дело поглядывая на стеклянную дверь. Это ужасно. И что делать? Они ведь говорят о ней. Татьяна бесцельно разгуливает по ресторану, тыча пальцем то в одно, то в другое, в то время как мужчины, склонив головы, обсуждают дела. В какой-то момент она чувствует на себе взгляд Мерседес, смотрит прямо на нее и ослепительно ей улыбается.

Та отворачивается. Все это слишком странно. На террасе тихо, все продолжают вливать в себя закатные рюмки горячительного, будто сегодня самый обычный день.

Через полчаса дверь открывается, и на пороге опять вырастает отец.

— Мерседес! — зовет он. — Подойди сюда, пожалуйста.

В разговорах с членами семьи Серджио никогда не говорит ни «спасибо», ни «пожалуйста». Она снимает передник и заходит внутрь, чувствуя, как мать взглядом буравит ей спину.

Там витает запах граппы и тестостерона. Троица мужчин сидит за столом с самодовольными улыбками. На заднем плане маячит Татьяна — постукивает пальцем по аквариуму с омарами, старательно напуская на себя безразличный вид.

— А вот и Мерседес, — говорит Мэтью Мид.

— Riggo, мистер Мид, — отвечает она.

— Проходи, садись, — произносит мистер Микалефф.

— Я лучше постою.

У нее предчувствие, что даже тот небольшой контроль над собственной жизнью, что у нее есть, скоро будет потерян, и этот маленький жест независимости утешает ее.

Мужчины пожимают плечами. Да пожалуйста. Они знают, у кого настоящая власть.

Серджио молчит. Во всей этой истории ему отведена роль младшего партнера, но он выглядит довольным сделкой.

— Давайте сразу к делу, — говорит мистер Микалефф. — Как вам известно, дочь мистера Мида Татьяна приехала сюда на летние каникулы. Полагаю, вы уже встречались?

Мерседес согласно кивает. Татьяна небрежно машет рукой из глубины помещения, будто все происходящее имеет к ней лишь опосредованное отношение.

— И хорошо поладили, — вставляет слово мистер Мид. — Я бы даже сказал, отлично. Правда, Мерседес?

Во рту у нее пересыхает.

— Итак, переговорив с твоим отцом, мы полагаем, что пришли к конструктивному соглашению, — продолжает мистер Микалефф. — Татьяне надо с кем-то играть. Ей ужасно скучно целыми днями торчать на борту яхты, пока ее отец работает. Она нуждается в развлечениях и хорошей компании, чтобы можно было с кем-то поговорить. И ей хочется, чтобы этой компанией стала ты.

«Я знаю, что должна быть польщена его словами. Но все это как-то жутко. Будто она выбрала меня на витрине», — думает Мерседес, кивая.

— Мистер Мид предлагает заплатить за то, чтобы кто-то другой исполнял твои обязанности в ресторане. Как тебе?

Она смотрит на отца.

«Я знаю его как облупленного. Он попросил куда больше, чем на мою замену. Он отлично торгуется. Даже если речь идет о продаже собственной дочери».

— Мерседес, kerida, — говорит Серджио, — только представь, все лето, до самого сентября, сплошные развлечения! Да я в твоем возрасте что угодно бы отдал! Как же тебе повезло!

— Что скажешь, Мерседес? — спрашивает по-английски мистер Мид. — Согласна?

На самом деле у нее нет выбора. Татьяна молча наблюдает за ней из-под полуприкрытых век. «Было бы и правда здорово, — размышляет она. — Не нужно будет таскать подносы на жаре и мыть посуду, пока не покраснеют руки. Можно будет с утра до ночи плавать в маске с трубкой, облазить все пляжи, до которых можно дойти пешком, а если мы захотим куда-нибудь съездить, герцог, наверное, даст нам машину... Хотя, куда именно, я пока не знаю. Может, в горы? Или к храму? Но неужели такова дружба для этих людей? Простая сделка? Есть ли у меня право отказаться?»

— Ладно, — отвечает она.

Мужчины за столом удовлетворенно вздыхают. Татьяна вскакивает, хлопает в ладоши, подбегает к ней, хватает за руку и кричит:

— Нам будет так весело! Ах, Мерси, как же я рада, что ты согласилась! Мы станем самыми лучшими подругами! Пап, нам можно уже идти? Ну пожалуйста! Мне не терпится посмотреть один пляж, а до темноты еще несколько часов!

— Конечно, можно, солнышко, идите, — отвечает Татьяне мистер Мид.

Мужчины опять поворачиваются друг к другу.

— Отлично, — говорит мистер Микалефф, — в таком случае послезавтра я принесу на подпись договор, не забыв включить в него пункты о неразглашении информации. Вам всем нужно будет его подписать. В том числе вашей жене и старшей дочери.

Мерседес смотрит, не отводя глаз, на то, как ее превращают в товар.

— Ура! — восклицает Татьяна, опять хватает ее за руку и тащит к выходу из ресторана. — Вперед, Мерси! С этого дня ты принадлежишь мне!

День святого Иакова

24

1985

— Но я не понимаю, — говорит Татьяна, глядя на закрытый ресторан. — Это же был бы один из самых прибыльных вечеров за весь год!

О господи, помолчи, тебя могут услышать.

Святой как раз достиг начала Харбор-стрит. Мерседес видит голову статуи, покачивающуюся над толпой. Ее несут в высоко поднятом паланкине из оливкового дерева шестеро самых крепких мужчин острова. Улицы забиты молящимися женщинами и прижимающими к груди шляпы мужчинами, а Татьяна трещит, как сорока на вечеринке.

— Сегодня священный день, — отвечает Мерседес. — А в священные день мы не торговать. Вы в Англия в такие работать?

Татьяна пожимает плечами, будто это правило кажется ей абсурдным.

— Кроме того, мы закрываемся воскресенья. Поэтому мы и познакомиться.

— Да? — спрашивает Татьяна и тут же продолжает: — Это странно. Казалось бы, уж для ресторанов Бог бы сделал исключение. То есть большинству бы хотелось выйти куда-нибудь покушать в выходной.

«Ты и правда идиотка, — думает Мерседес, искоса поглядывая на нее. — Удивительно, как за одну неделю из богини можно превратиться в полную lilu».

— Это не выходной. Это священный день. Если выходишь, то только в церковь.

— Значит, мы идем в церковь?

— Si, jala.

— А-а.

— Тебе надо прикрыть... плечи, — говорит Мерседес.

И грудь, хочется добавить ей, но она не знает, как это будет по-английски. Лишь надеется, что если Татьяна закроет плечи, то материал скроет и остальное. Хорошо хоть, что сегодня она не в прозрачном платье. И на ней именно платье, а не брюки или шорты.

— Почему это?

— Уважение.

Татьяна таращит на нее глаза.

— Можно взять у мамы шаль, — продолжает Мерседес, — у нее много.